Проект «Вслух.ру», посвященный тюменским узникам концлагерей.
_Новый проект редакции «Вслух.ру» дает слово оставшимся в живых участникам событий более чем 70-летней давности. Когда началась Великая Отечественная война, наши герои были детьми, многое не помнят, восстанавливая память по рассказам родных, по свидетельствам других очевидцев тех страшных событий. Но важнее фактов — живые человеческие эмоции, моменты, поразившие тогда детское сознание. Рассказ нашей второй героини Галины Иосифовны Ермаковой, ребенком прошедшей через тифозный лагерь в Витебске и трудовой — в Германии, вы можете прочитать на страницах газеты «Вслух о главном», увидеть и услышать — на сайте «Вслух.ру» и в соцсетях. Истории следующих героев — в новых выпусках проекта._
— Довоенные годы я не могла помнить, ведь родилась в 1939 году. Только из рассказов матери знаю, что я очень тяжело заболела. Где-то простыла, наверное, заболела дифтерией. Жили мы в поселке Новка Витебской области Беларуси при стеклозаводе. Огородов особенно не было. Тогда жить было не на что, меняли на продукты все что можно.
Где-то в конце июля 1941 года нас уже оккупировали немцы. Наезжали карательными отрядами. Как только родители узнавали о карательных отрядах, сразу садили на санки и прятали в лесу. Так мы, видимо, и простыли, потому что иногда даже неодетыми были.
В 1942 году мы попали в тифозные бараки в Витебске. Я, мама и брат перенесли все три тифа: брюшной, сыпной и возвратный. Младший, родившийся в 1942-м, не перенес — умер. Бабушка тоже.
Они умерли прямо в центре города. Понимаете, какая история? В центре города сами хоронили своих родных, обернув во что-то, что могли найти.
Мама, старший брат, двоюродная сестра и я перенесли этот тиф. Мы жили в этом тифозном лагере. Мама там убирала за всеми больными, когда мы переболели. Кормили нас чем попало.
1 марта 1944-го нас погрузили сначала на машины, потом на поезда в телятники и увезли в Германию. Наш лагерь находился недалеко от Швейцарии — мы по ночам даже видели огни на швейцарском берегу Боденского озера. Наш лагерь назывался «Лангенарген», это под Фридрихсхафеном.
Война — это страшное дело. Особенно это чувствуют на себе дети. Но еще страшнее и тяжелее родителям, потому что они отвечают не только за себя. В Германии наша жизнь ничего не стоила, мог сегодня быть жив, а завтра могли расстрелять.
Родители и старшие брат с сестрой ездили на работы, а я оставалась в лагере. Иногда мать вывозила меня во Фридрихсхафен с собой, и тогда немецкие женщины приносили мне еду: кто — булочку, кто — бутылочку с молоком, чтобы поддержать меня маленькую. Так что не все немцы были фашистами. Были и те, кто сочувствовал нам.
Лагерь наш был большой, два огромных длинных дощатых барака. В них — четырехъярусные полати. Укрывались кто чем мог. Люди умирали, так что подбирали даже их одежду и укрывались ею.
На входе была одна дверь. На выходе тоже была дверь, но закрытая. Их открывали только при бомбежке. Мне тогда казалось, что эти бараки были очень длинными, но на самом деле метров, может, 25-30.
Кормили нас баландой: три макаронины с червями. Нам же не давали то, что хорошее — все хорошее отправлялось в армию. А застарелое, испорченное варили нам. Поэтому ранней весной мы, дети в лагере, съедали всю траву, которая появлялась. Может, это нас и спасло — все-таки витамины. Хотя вот брат с сестрой работали на помещиков немецких, там их кормили неплохо.
Было очень трудно. Умирали многие, поэтому мы недосчитывались людей в бараках.
Играли, как все дети, в лапту, еще во что-то. У нас там был плац большой, плитами выложенный. Играли свободно, кукол тряпичных делали, мячи тряпичные, играли на этом плацу.
В лагере находился бетонный бункер, в котором мы прятались во время бомбежек, когда нас не выпускали за ворота. Но настоящие бомбардировки мы почувствовали в последнюю неделю перед Днем Победы: с одной стороны бомбили немцы, а с другой стороны — американцы. Эти бомбежки были очень страшными — во время них охранники даже выпускали нас за ворота, и мы прятались, кто где — кто-то в ямах от бомб, кто-то — в канавах. Американских самолетов было так много, что небо становилось серым.
Освободили нас как раз американцы — 8 мая 1945 года. Очень долго оформляли для поездки на родину — мы вернулись только в октябре 1945. Возвращались мы с большим трудом. Сначала доехали до Владимира-Волынского, жили там в землянках. А в это время было много дождей — наши землянки заливало водой, спасались на полатях только, укрывались, чем было. Конечно, простыли все, но наконец-то добрались до родины. До Новки не доехали, только до районного центра Сураж. Нас там приютил мамин брат, у которого мы остановились.
Родина нас встретила не очень ласково — мы считались врагами народа. И только во времена Хрущева, когда вышла амнистия, мы были освобождены от этого клейма. Нам сказали прямо в школе. Пришли из администрации, собрали всех и объявили, что те, кто приехал из Германии или находился на оккупированной территории, не считаются врагами народа.
Есть было нечего, и мы ходили по чужим огородам, перекапывали замерзшую картошку. Собирали ее и делали лепешки. Это было нашей пищей. Люди помогали, чем могли, но у них самих ничего не было. Белоруссия ведь вся пострадала, каждый четвертый из белорусов погиб. Вынесла Белоруссия на себе очень многое.
Жили мы в эдакой «прилепухе» к бане — собранном из досок небольшом помещении. Мамин брат сделал уже после войны, когда вернулся. Однажды я чуть не сожгла этот домик — свет гасили рано, а читать очень хотелось. Приходилось, лежа на печке, втискивать лучины в трещины бревен, зажигать и читать. И вот однажды я уснула, читая книгу. После этого случая нас и выселили из этого домика.
Школу я окончила в 1957 году — школа была там же, в поселке Сураж, а в 1961-м — и Витебский педагогический институт. После этого с четырьмя подругами уехала работать в Красноярский край по комсомольскому призыву. Тогда строилась Красноярская ГЭС, и мы, передовые комсомольцы, были на ее стройке. Подруги попали в сельские школы, а меня сагитировали работать в школу при колонии №9. Одновременно я работала в дневной школе №64 — преподавала физику и математику. Потом открылась первая колония-поселения в Красноярском крае, и меня отправили организовывать там школу. Открылись и вечерняя, и дневная школы — к заключенным приезжали родные с детьми. Приходилось работать и там, и там. Хорошо помню один интересный случай. У нас учился бывший служитель церкви. И когда я пришла на урок и стала показывать опыты по физике, он сразу: «черт, черт!» — и вышел из класса. Это не для него было.
В 1966 году я вышла замуж, у меня родилась дочь, и мы выехали с мужем в Тюмень. В Тюмени я сначала работала в школе №5 на улице Красных Зорь, но потом оказалась в школе при колонии №12. Так свой педагогический путь и закончила в школах при колониях.
Военное время мы вспоминаем разве что перед 9 Мая. Раньше ходили в школы, проводили беседы, собирали большие коллективы учеников и где-то бесед по 15 успевали провести каждый год. Дети внимательно слушали и спрашивали нас, особенно про детское время там, у немцев. Как мы спаслись, как относились к нам. Спрашивали, как мы играли…
_Редакция «Вслух.ру» благодарит за помощь в подготовке проекта Тюменскую областную общественную организацию бывших малолетних узников фашистских концлагерей и лично Валентину Сарапу, ТРОО «Защита Отечества» и лично депутата Государственной думы от Тюменской области Николая Брыкина._
